Николай Бондаренко - В воздухе - испытатели

- Слушай, командир! - выкрикивает Хабаров. - А ведь ты сегодня сдаешь экзамен на боевую зрелость! Сегодня же твой первый боевой вылет!

- Знаю. Постараюсь не опозорить матушку-авиацию и вас, сталинградцев!..

- Сколько там километров осталось до линии фронта? Это справа, за морем, Ейск? - спрашивает Хабаров.

- Мало осталось: тридцать километров, - занижает цифру расстояния Лашин. - А это Ейск. Только не за морем, а за Таганрогским заливом. Так точнее.

Наконец на высоте двух тысяч шестисот метров пройдена линия фронта. Над своей территорией летать, конечно, веселее. Но стрелки приборов... Они не радуют! У земли температура наружного воздуха высокая и начал сильно греться работающий левый мотор. Стрелки, приборов температуры его воды и масла наползли уже на запретную черту. Мотор мог вот-вот отказать, и Ермолаев сбавил газ.

Все ближе и ближе свой аэродром.

Плотность воздуха у земли высокая - хорошо для полета, но мотор так сильно нагрелся, что уже еле тянет.

Следя за показаниями приборов, Лашин сообщает Ермолаеву через каждые две минуты расстояние до аэродрома. А он уже совсем близко. До него осталось каких-то пять километров.

- Доверни вправо двадцать градусов, чтобы с ходу сесть, - говорит Лашин Ермолаеву.

- Доворачиваю, доворачиваю...

- Высота двести метров!

- Выпустить шасси! - приказывает Ермолаев.

- Выпускаю... - говорит Лашин и устанавливает рукоятку шасси на "выпущено".

Из-за сопротивления выпущенных шасси "упала" скорость. Ермолаев увеличил ее движением штурвала от себя. Но при этом резко уменьшилась высота, которой было и так немного.

- Не хватает высоты! - кричит Ермолаев. - Включаю правый мотор!

Включено зажигание. Из выхлопных коллекторов правого мотора вырвались снопы искр, а затем с выстрелом вырвались и языки пламени. Резкая тряска передалась всему самолету, и мотор неуравновешенно заработал.

- Хорошо! Хорошо! Посадочные щитки некогда уже выпускать! Убир-раю газ! До-би-р-раю штурвал! - громко произносит Ермолаев и производит с небольшим недолетом мягкую посадку.

Не успел экипаж оставить кабины, как техники уже сняли нижний капот, С него и в мотора потекло на траву горячее темное масло. В левой части картера зияла большая пробоина, из которой выходил дымок.

- Обрыв шатуна, товарищи.., Вот оно слабое место в "стопятом"! - дал заключение подошедший старший инженер полка инженер-майор Мазалов.

- Да, обрыв... - почесал затылок стартех Асалхаев. - Но будет мотор, товарищ инженер-майор, и завтра к обеду самолет уже будет готов к облету!

Летчики, техники, окружив Ермолаева, начали бурно поздравлять его с первым боевым вылетом и... оборванным шатуном.

...Закончился боевой день. У землянки КП построен летный состав.

- Направо равняйсь! Смирно! - подает команду командир полка Валентик. Летчик Ермолаев, выйти из строя!

Ермолаев печатает три шага вперед.

- Товарищи, - говорит Валентик, - сегодня мы были свидетелями того, как в трудной боевой обстановке - при отказе за линией фронта мотора и преследовании вражескими истребителями - экипаж младшего лейтенанта Ермолаева, проявив отвагу и мужество, отлично выполнил боевое задание на разведку. Товарищ Ермолаев, поздравляю вас с первым успешным боевым вылетом! От лица службы объявляю вам благодарность!

- Служу Советскому Союзу! - гордо отвечает Ермолаев.

- С сегодняшнего дня вы - боевой летчик, - тепло произносит Валентик. Становитесь, товарищ Ермолаев, в строй.

- Есть, встать в строй!

А вот еще один случай. Произошел он в боевом вылете на бомбометание с пикирования по укрепленным позициям врага в населенном пункте Саур-Могильный. Ермолаев тогда летел правым ведомым у командира эскадрильи Генкина.

...Эскадрилья у цели. Подана команда "Приготовиться к пикированию!". В это время ударили зенитки. В воздухе появились вражеские истребители. Но эскадрилья Генкина идет к цели колонной звеньев.

Между шестеркой наших "яков" и восьмеркой "мессеров" завязался жестокий бой. Даже при солнечной погоде видны фейерверки пулеметно-пушечных трасс.

Звено Генкина атакует цель.

Сбросив бомбы, самолеты выходят из пикирования.

А зенитки бьют и бьют! Разрывы их снарядов ложатся рядом с самолетами звена. В этих условиях трудно применить противозенитный маневр.

Машина Ермолаева резко вздрагивает от трех, близко разорвавшихся снарядов. Осколки пробивают фюзеляж и крылья, оставляя в них рваные "раны". "А это что? - спрашивает мысленно сам себя Ермолаев, когда его самолет приблизился к самолету Генкина. - Ага, понятно: у машины командира не убрались тормозные решетки..."

Затянув секторы газа, применив механизацию крыльев, Ермолаев с трудом удерживает свой самолет в строю. Левый ведомый ушел вперед и начал маневрировать, чтобы пристроиться к нему. Слева проскакивают, второе и третье звенья эскадрильи: имея огромную скорость на выводе из пикирования, они не могут пристроиться к самолету командира и тоже уходят вперед.

Вражеские зенитчики сосредоточили теперь весь свой огонь на машинах Генкина и Ермолаева, идущих на небольшой высоте и скорости.

- Командир, слева сзади два "мессершмитта"! - раздается тревожный голос стрелка-радиста Игошина.

- Стреляй по ним! Только спокойно прицеливайся! - отвечает решительно Ермолаев.

"Мессершмитты" уже близко. Не теряя времени, они заходят на атаку. Ох, как любят они атаковать отставшие самолеты!

Дружным огнем пулеметов штурманов и стрелков-радистов атака врага отбита. А вслед за этим, спикировавшим с высоты "яком" сбит ведомый "мессер".

Штурман эскадрильи Георгий Раицкий, приспособив к трансмиссии механизма уборки решеток свой поясной ремень, быстро убрал их. Машина Генкина приобрела скорость и маневренность. И вскоре боевой порядок эскадрильи был восстановлен.

Все наши самолеты вернулись домой.

На разборе боевых полетов капитан Генкин сказал:

- Молодец, Ермолаев, что не бросил в бою командира!

- Товарищ командир, мы живем и воюем по суворовским правилам: сам погибай, а товарища выручай! - ответил Ермолаев. - Да и удержаться в строю, оказывается, можно!..

Это был ответ гвардейца, фронтового испытателя. Да, да! Фронтового испытателя! В то время мало кто знал, можно ли привести, например, самолет к своему аэродрому, когда пробит бензобак и льется в воздух бензин, когда далеко за линией фронта отказал мотор, когда ранен летчик и так далее. Можно ли удержаться в строю, когда у самолета ведущего не убрались после пикирования тормозные решетки? Оказывается, все это можно сделать!

Летчики-испытатели не испытывали в тылу этого. Но зато испытали это гвардейцы нашего и других полков фронтовой авиации. Они и есть фронтовые испытатели! И потому я рассказываю о них.